внезапно остановилась, посмотрела на небо и ушла под землю так же быстро, как появилась. На месте трех самоцветов остались обычные маленькие камешки.

Ситроэн встал и раскидал соломинки.

– Мне надоело, – объявил он. – Поиграем во что-нибудь другое.

Жоэль и Ноэль вновь принялись копать.

– Я уверен, что мы еще много чего найдем, – сказал Ноэль.

При этих словах его лопатка наткнулась на что-то твердое.

– Какой здоровый, – удивился он.

– Покажи! – сказал Ситроэн.

Он лизнул красивый желтый камень с блестящими прожилками, чтобы проверить на вкус то, что показалось привлекательным на вид. Земля заскрипела на зубах. Было почти так же вкусно, как и красиво. В углублении камня прилепился маленький желтый слизняк. Ситроен посмотрел на него и пояснил:

– Это не тот. Ты, конечно, можешь его съесть, но это ничего не даст. Чтобы взлететь, нужен голубой.

– А бывают голубые? – спросил Ноэль.

– Да, – ответил Ситроэн.

Ноэль попробовал слизняка. Вполне съедобно. Уж во всяком случае лучше чернозема. Мягкий. И скользкий. В общем, хороший.

Тем временем Жоэль просунул черенок лопатки под тяжелый валун и приподнял его. Два черных слизняка.

Одного он протянул Ситроэну, который с интересом осмотрел добычу и тут же отдал ее Ноэлю. Второго Жоэль попробовал сам.

– Так себе, – сообщил он. – Как тапиока.

– Да, – подтвердил Ситроэн. – Но вот голубые – действительно вкусные. Как ананас.

– Правда? – спросил Жоэль.

– А потом раз – и полетел, – добавил Ноэль.

– Сразу не летают, – обрезал Ситроэн. – Сначала нужно поработать.

– Вот было бы здорово, – размечтался Ноэль, – сначала поработать, найти голубых и сразу же полететь!

– О! – воскликнул Жоэль, продолжавший все это время копать. – Я нашел красивое молодое зерно.

– Покажи, – сказал Ситроэн.

Зерно было огромное, величиной с грецкий орех.

– Нужно на него плюнуть пять раз, – сказал Ситроэн, – и оно прорастет.

– Точно? – спросил Жоэль.

– Точно, – ответил Ситроэн. – Но его нужно положить на влажный листок. Жоэль, принеси листок.

Из зерна выросло крохотное деревце с розовыми листочками. Между его звенящими серебряными ветвями порхали певчие птички. Самая крупная из них была не больше ногтя на мизинце Жоэля.

XI

347 июбря

– Шесть лет, три дня и два часа назад я приехал в это чертово место, чтобы похоронить себя заживо, – жаловался Жакмор своему отражению в зеркале.

Борода сохраняла среднюю длину.

XII

348 июбря

Жакмор уже собирался уходить, когда в коридоре появилась Клементина. В последнее время он ее почти не видел. В последние месяцы. Дни утекали так плавно и незаметно, что он терял им счет. Клементина его остановила.

– Куда это вы собрались?

– Как всегда, – ответил Жакмор. – К своему старому другу Сляве.

– Вы продолжаете его психоанализировать? – спросила она.

– Гм… да.

– Так долго?

– Я должен провести полный психоанализ.

– У вас, по-моему, голова распухла, – заметила Клементина.

Он немного отодвинулся назад, почувствовав в ее дыхании явный запах гнили.

– Возможно, – согласился психиатр. – Зато Слява становится все прозрачнее и прозрачнее, и это начинает меня беспокоить.

– Да уж, не радует, судя по вашему виду, – продолжала Клементина. – А ведь вы так долго искали подходящую кандидатуру!

– Все мои кандидатуры отпали одна за другой, – сказал Жакмор. – Так что пришлось довольствоваться Слявой. Но, смею вас заверить, содержимое этой черепной коробки ни одного реципиента не обрадует.

– Вам еще долго? – поинтересовалась Клементина.

– Что?

– Ваш психоанализ продвинулся далеко?

– Да, неблизко, – ответил Жакмор. – Вообще-то, я с беспокойством ожидаю того момента, когда смогу дойти до самых мельчайших деталей. Но все это неинтересно. А вы, что с вами сталось? Вас совсем не видно в столовой. Ни в обед, ни в ужин.

– Я ем в своей комнате, – с удовлетворением произнесла Клементина.

– Ах вот как? – отозвался Жакмор.

Он оглядел ее фигуру.

– Кажется, вам это пошло на пользу, – промолвил он.

– Теперь я ем только то, на что имею право, – сказала Клементина.

Жакмор отчаянно искал тему для разговора.

– А как настроение, хорошее? – невпопад спросил он.

– Даже не знаю. Так себе.

– А что такое?

– Честно говоря, я боюсь, – пояснила она.

– Чего именно?

– Я боюсь за детей. Постоянно. С ними может случиться невесть что. И я это себе представляю. Причем ничего сложного я не выдумываю; я не забиваю себе голову чем-то невозможным или несуразным; нет, но даже простого перечня того, что может с ними произойти, достаточно, чтобы свести меня с ума. И я не могу избавиться от этих мыслей. Разумеется, я даже и не думаю о том, что им угрожает вне сада; к счастью, они еще не выходят за его пределы. Пока я стараюсь не думать дальше ограды, у меня и без этого голова идет кругом.

– Но они ничем не рискуют, – сказал Жакмор. – Дети более или менее осознают, что для них хорошо, и почти никогда не ошибаются в своих поступках.

– Вы так думаете?

– Я в этом уверен, – сказал Жакмор. – Иначе ни вы, ни я здесь сейчас не находились бы.

– Пожалуй, – согласилась Клементина. – Но эти дети так отличаются от других.

– Да, конечно.

– И я так их люблю. Я так их люблю, что передумала обо всем, что может с ними случиться в этом доме и в этом саду, и это начисто отбило у меня сон. Вы даже не можете себе представить, как все опасно. И какое это испытание для матери, которая любит своих детей так, как их люблю я. А в доме столько дел, и я не в состоянии все время за ними ходить и присматривать.

– А служанка?

– Она глупа, – сказала Клементина. – С ней они еще в большей опасности, чем без нее. Она ничего не чувствует, и я предпочитаю держать детей как можно дальше от нее. Она совершенно безынициативна. Вот как выйдут они со своими лопатками в сад, и начнут копать, и докопаются до нефтяной скважины, и нефть как брызнет и затопит их всех, а служанка и сделать ничего не сможет. Меня просто трясет от ужаса! Ах! Как я их люблю!

– Да, действительно, вы в своих предвидениях учитываете все, – отметил Жакмор.

– Меня волнует еще кое-что, – продолжала Клементина. – Их воспитание. Меня трясет от одной мысли, что они пойдут в деревенскую школу. И речи быть не может, чтобы они туда ходили одни. Но я не могу отправить их с этой девицей. С ними обязательно что-нибудь случится. Я поведу их сама; время от времени вы сможете меня подменять, если дадите слово, что будете очень внимательны. Нет, все-таки сопровождать их должна только я. Пока еще можно не задумываться всерьез об их учебе, они для этого слишком малы; мысль о том, что они